- Ваше Высокопреосвященство - произнес молодой придворный, а затем низко опустил голову, словно высказывая свое почтение. Улыбка в этот момент застыла на его губах словно восковая маска. За ней, как догадывался, идущий по коридору, Жорж, пряталось лишь истинное лицемерие. Эти придворные улыбаются ему, словно разукрашенные куклы в лавке с игрушками, а в их душе и на языке застыли скверные, порочащие слова. Министр лишь взглядом своих зелено-серых глаз лениво окинул стоящих около стены молодых людей, разодетых в дублеты из дорого бархата. Метр такой ткани небось стоит как хорошая, дойная корова. Золотые пуговицы, блестящие в свете факелов от канделябров, словно гармонировали в тон с таким же полом в коридоре, в котором отражались огоньки свечей. С непривычки можно подскользнуться на таком покрытии. Был уже вечер, когда Жорж вышел из своих покоев и направился в сторону королевской капеллы, где его ожидала сестра короля - принцесса Констанция Блуа. Девушка являлась духовной дочерью министра, потому он старался всегда отвечать на ее просьбы, особенно если это касалось какого-нибудь совета. Она казалась ему набожной, светлой, юной девицей, которая так далека от придворных интриг, от всего, что происходило в этом месте. В отличии от многих придворных, она улыбалась Жоржу искренне, пусть и смущенно. Он и сейчас готов выслушать ее, готов принять на свои плечи все, что ее так тревожит. Сегодня он составит ей компанию, где, под сводами святых стен, они спокойно побеседуют. Жорж обязательно и на этот раз даст сестре короля совет. После чего они помолятся, а Единый обязательно услышит их обоих в своих небесных чертогах. Архиепископ знал, что тот существует где-то там, вне времени и пространства, слышит всех, кто к нему обращается, и если просьба придется ему по душе, всегда отвечает. Неважно кто ты старец или юнец, крестьянин или лорд, всем воздаться по заслугам в конце пути. Ближе к ночи, когда снаружи уже опускалась тьма, становилось очень прохладно и слуги закрывали окна, опасаясь застудить знатных господ. Мягкая поступь министра совершенно не слышалась в полу-пустом коридоре замка. Фиолетовый бархат и шелк составляли все облачение Жоржа, а золотые нити были вшиты в ткань, поверх шеи же мотался золотой крест с рубинами. Сегодня этот человек не был с сопровождением, хотя обычно берет с собой двух или трех слуг, один из которых выполняет обязанности телохранителя. Королевский двор это то место, где нужно быть осторожнее. Иногда здесь кипят еще большие страсти, чем на улицах города, среди таверн и кабаков, когда любая сторонняя тень может воткнуть тебе кинжал под ребра, забрать твои деньги и скрыться в ночи. А вот и та самая дверь, ведущая в капеллу. Жорж остановился напротив нее и, прижав горячие ладони к прохладному дереву, толкнул вперед себя. Внутри оказалось как всегда прохладно и просторно, единственным звуком, что раздавался в стенах церкви, был треск горевших свечей. Высокие мраморно-белые колонны, прекрасно оформленные фрески на окнах и стенах, лавочки поперек зала, воодушевляли как никогда. Не хватало среди всего это благолепия лишь людей, их голосов и фигур. В праздники здесь всегда полно придворных, знати и их родственников. Теперь же тут было пусто как никогда. Пройдя по мягкому, красному, как гранат, ковру, министр остановился на середине зала и медленно опустился на колени, обратив свой взор на алтарь, где возвышалась статуя Единого. Молитвенно сложив руки, Жорж стал молится, едва шепча себе под нос слова. Закончив с этим он поднялся на ноги и отправился в комнату, расположенную сбоку, за колоннами. Это была исповедальня, в которой он не раз уже слышал всякие мерзости, чужие грехи, страдания и давал прощение, взамен полного покаяния. Только он словно сапожник без сапог. Его страхи и грехи не может выслушать никто, кроме самого Единого. Внутри помещения было практически пусто, не считая двух скамеек около стены и огромной деревянной исповедальни, разделенной на две половины. Одна из них для исповедника, вторая для верующего, пришедшего покаиться перед Единым в своих слабостях. Жорж зажег одну из свечей из деревянной коробки около стены и поставил ее на маленький столик. Стало как-то посветлее и радостнее на душе. Спокойно открыв дверцу, архиепископ зашел внутрь исповедальни и опустился на креслице, обитое бардовым бархатом, чтобы священнику было мягче сидеть. Разгладив складки своей фиолетовой сутаны на коленях, Артуа сложил руки и стал ожидать прихода принцессы. Отсветы снаружи, пробивающиеся через деревянную решетку, легли на его лицо тенями.

Красивые женщины лишь отрава и яд, разъедают душу и тело своими чарами, оставляя после себя лишь безумие, называемое любовью и страстью. Вот и сейчас Жорж был занят мыслями совершенно ему не присущими. Сидеть на одном месте ему было скучно, за то время пока он ожидал принцессу, в его голове успело побыть десяток, а то больше посторонних мыслей. Большинство из которых касалось его возлюбленной, остальные же были о дворе, о короле и его окружении. Артуа даже на исповедях, в святых стенах, не мог избавиться от хлопот бренной жизни министра государства Брейвайн. Его слишком сильно беспокоило собственное будущее и будущее королевства. Господь наш Единый, Всеблагой и Всесильный, помоги нам, освети нам дорогу через тернии своим светом, помоги нам тогда, когда мы так в тебе нуждаемся. Не оставляй нас одних со злобой ярой и со злостью лютой. Сбереги и укрой рабов твоих Божьих своим небесным покровом. молился про себя архиепископ, осеняя крестным знамением свое тело. Таким образом он избавлялся от всяких дум, мучивших его слишком часто. Когда-то здесь стоял обычный стул, без всякой подушечки, и сидеть на нем было совершенным мучением. Теперь же Жорж ощущал себя прекрасно, только его ноги, облаченные в сиреневые бархатные туфли без каблука, немного начинали постепенно неметь. По этой причине министру пришлось вытянуть свои ноги немного, расслабившись в кресле так, как ему хотелось. По ногам кстати дуло не слабо, но Жорж не мерз. У него горячая кровь, обжигающая его изнутри, как говорят "по венам течет не кровь, а огонь", потому холод ему был не страшен. В стенах капеллы всегда было прохладно даже в самые жаркие дни. Наконец-то послышались неспешные и аккуратные шаги. Жорж не видел кто зашел в комнату для исповеди, лишь услышал едва различимые всхлипы. Плакала девушка, совсем юная и нежная, судя по издаваемым звукам. Она же прошла в помещение, опустилась на подушечку коленями напротив и стала говорить. Первое время архиепископ хотел сказать даме, что записываться надо будет через секретаря и делать это заранее, что у него все расписано по часам, мол сейчас он занят и по времени у него совершенно другой человек должен быть. Голос девушки сразу же подействовал на Жоржа. Он понял, что это никто иной как принцесса, его духовная дочь Констранция Блуа. Куда подевался веселый, чудесный и задорный ангел, которого он знал уже несколько лет? Вместо того, чтобы быть спокойной, она плакала. Он ощущал даже издалека как она плачет. Слишком горькие слезы, чтобы течь из девичьих глаз таким потоком из-за ерунды. Может быть влюбилась в кого-нибудь, а брат не разрешает связать с избранником свою судьбу? Это чепуха. Это пройдет и вскоре да заживет. Архиепископ не хотел думать ничего серьезного. Ведь с этим ангелом не должно было ничего не случится плохого. Даже если это так, он должен знать, что произошло, чтобы помочь советом, высказать слова утешения, чтобы утихомирить эти слезы. Никогда Жорж не любил когда плачут женщины, он не выносит женских слез, как и детских, и не хотел бы быть их свидетелем. Только его положение обязывает слушать боль чужих людей и делать это с достоинством, даже если это слезы близких людей. Жорж оставался спокойным внешне, ни одна мышца его лица не дернулась, хотя в душе он начинал беспокоится за жизнь и судьбу принцессы. Как духовный отец он ответственен за ее судьбу, но особенно за чистоту души.
- Дочь моя, сам Единый привел тебя сюда, значит тебя переполняет отчаяние от совершенных грехов. Я как свидетель твоей скорби, смогу тебе помочь только тогда, когда ты расскажешь их мне. Единый да будет в твоём сердце, чтобы, сокрушённая духом, ты исповедовала все свои грехи. - приподняв руку и задрав рукав сутаны, Жорж, оголив руку так, что была видна его белая, расшитая золото камиза, перекрестил на одном дыхании решетку сбоку от себя, за которой находилась девушка. Пусть рассказывает все как на духу, что сделала и почему так убивается.