Двери глухо захлопнулись за королем в его покои.

Этот глухой звук пульсировал в его голове словно утренний колокол в Церкви, призывая всех на молебен. Там же жужжали слова дотошного восточного посла. Раздражающий акцент. Шутка, одна, вторая. Потные пухлые пальцы мяли платочек, которым посол смахивал изрядно вспотевший лоб. Все эти телодвижения, звуки, мимика лица, сводили короля с ума. Будучи впечатлительным, раздражаясь по поводу и без, Луи не выдержал, вскочив с обшитого бархатом кресла. Попросил продолжать без него и удалился, вылетев из залы словно худосочная борзая, спасавшаяся бегством от дюжины волков.

Дверь захлопнулась. Звуки в голове короля не прекращались. Они сводили его с ума. Ворчливый метался в своих покоях из стороны в сторону. Он снял корону, запустив её в кровать. Она давила. Все раздражало, все мешало. В тишине покоев звуки усиливались, вибрируя, отзываясь болью. Он схватился за голову, впиваясь в черные кудри пальцами, нанизанными сверкающими перстнями.

- Прочь! Прочь из моей головы!

Воскликнул Луи. Мигрень усиливалась. Шуток он не любил, когда их не понимал. Не переносил смех, когда все смеялись, а он не участвовал. Ему казалось, что потешаются над ним. Король мнителен до болезненности. Он страдал от самого себя. Опустившись на кровать и с силой прижимая руки к своей голове, Луи вознамерился все звуки поймать в тиски. Словно это действительно поможет. Он повторял фразу, которую изрек, одними губами как молитву. Или заклинание? Шум продолжался. Слабый и никчемный король наедине со своими болезнями. С осознанием собственной никчемности ему приходилось жить. Зачем? Он знал, он прекрасно знал, кого подданные желают видеть на троне, но как же святое писание? От Бога власть у королей. Первый ребенок должен править. Отец будучи при смерти не изменил законов и оставил власть в руках бездарного правителя. Почему? Много раз по ночам, Луи задавал себе эти вопросы, которые терзали душу. Видимо ему суждено пройти этот путь полный стенаний. Он не может отказаться, чтобы на судном дне хоть что-то сказать в свою защиту. Отец не оставлял надежду и он не оставит.

Луи потянул на себя балдахин, укутавшись в него с головой. Неизвестно сколько он просидел таким образом покачиваюсь взад вперед. Дьявольщина творилась в его голове. Раздался негромкий стук в дверь, а чувство, что били поварешкой по чугуну. Король не желал никого видеть и готов был вновь вспылить. Он злился, что его приказы не выполнялись надлежащим образом. Мягкий, мелодичный голос, послышавшийся за дверью, принадлежал его дорогой Констанции. Ворчливый дернулся, поежившись под балдахином, прижимая его к себе сильней. Он медленно, почти на цыпочках подобрался к двери, прижавшись лбом. Сестрица просила впустить. Милая сестрица, твой братец в жалком состоянии. Чуть не сорвалось с его губ, вместо этого послышался тихий стон, слово скулеж подбитой собаки. Он одновременно желал прогнать её и не дать уйти, замерев возле двери. Король готов поклясться, что расслышал дыхание Констанции. Прочь! Прочь из моей головы! Трясущейся рукой, Луи потянул тихонька на себя дверь, просовывая голову в образовавшуюся щель, которую накрывал балдахин, словно капюшон плаща. Уставшим взглядом, мужчина окинул свою сестрицу и замерших чуть поодаль фрейлин.

- Заходи, душенька моя.

Жестом руки он позвал свою младшую сестрицу пройти к нему в покои, а затем поспешил запереть дверь. Итак слишком много любопытных глаз, которые смотрели на него то ли с жалостью, то ли с завистью или даже сожалением, что он до сих пор не умер? Голова не прекращала болеть, Луи без сил опустился на кровать, не поднимая взгляда на свою сестру. Он настолько устал от этого всего, что даже слова с трудом мог произносить, поэтому молчал. Каждый звук отзывался болью в его голове, каждый шорох, даже шелест юбок.