Этим августом в замке так невыносимо холодно, что Асхильд то и дело знобит. Она укрывается от сквозняков, от дверей и окон, от ледяных, как статуи в их дворе к Йолю, людей, но это не помогает. Ей кажется, что холод невидимыми инеем покрыл все стены замка, северным ветром проник в коридоры, и власть его теперь была безраздельна, не перебиваясь ни ласковыми лучами теплого летнего солнца, ни белоснежным мехом, в который куталась принцесса, силясь ощутить хоть каплю тепла. Придворные смотрели на нее как на безумную, король пару раз присылал лекарей, а те приносили свои снадобья, которые девушка тотчас же выливала, потому что в этом замке не было людей, способных изготовить лекарства лучше, чем это могла бы сделать сама Асхильд. Но она, в отличие от других, прекрасно знала, что снадобья от омертвевшей души не существует. Ни одно сочетание трав не было способно растопить ту глыбу льда, что была у нее в груди с момента смерти родных и падения их династии.
Болтали, что принцесса своим черным колдовством разменяла душу и теперь огонь, который некогда вдохнул в первых людей Херьян, даже не тлел в теле Асхильд, и лишь потому ей было так холодно. Болтали, что она смертельно больна и не протянет долго. Болтали, что ненависть настолько пропитала все ее существо, что не было в ней больше чувств, что могли бы согреть. Болтали, что ночные ее кошмары, после которых девушка просыпалась в слезах, преследуют ее теперь наяву и лишь от них она скована холодом своего бесконечного ужаса. Что ж. В этом была доля истины. Все происходящее вокруг и впрямь казалось Асхильд просто глубоким дурным сном, от которого нужно очнуться.
Но она не очнулась.
Не очнулась ни через неделю после смерти отца и братьев, ни через месяц, ни после своей свадьбы, ни после вереницы одинаковых дней, в которых боль сменялась яростью и слезами лилась из глаз, а затем снова затухала, оставаясь где-то на задворках души, порой почти незаметно, но исключительно всегда присутствуя в жизни принцессы. Боль стала ее лучшим другом, соратником, сестрой. Боль стала ее частью и Асхильд казалось, что это навсегда, пока в одно прекрасное утро не поняла вдруг, что больше не болит. Как немеет участок кожи, многократно раненый, так онемело теперь ее сердце, не реагируя более ни на что. Не трогали лживые сплетни, не трогали любовницы супруга, не трогали замечания его сестер, не трогал король Эйрик на троне отца.
Не трогали брат с сестрой, появившиеся в замке в самом начале августа, совместно с посольством Офира.
Асхильд попросили засвидетельствовать, что перед королевской семьей действительно те, кем себя называют. Ее Высочество принцесса Асдис и лорд Эдлинг. Девушке было достаточно одного взгляда, чтобы узнать кузена и сестру. Иначе и быть не могло. Она не видела их почти год и не рассчитывала увидеть, хотя нередко о них вспоминала и фантазировала об их встрече в тысяче разных вариаций, но даже десятилетий было бы недостаточно, чтобы Асхильд забыла, как выглядят ее родные. Каждый из них был отдельным куском льда в ее душе, разуме и сердце. И потому принцесса уверенно кивнула Эйрику и удалилась с его позволения так же неспешно, как вошла в зал.
Это было легко. Почти так же легко, как выбрать ткань для своего нового платья и камни для своих драгоценностей. Синий шелк и сапфиры. Никаких чувств, никаких эмоций, никакого интереса. Ничего. Мысли о брате с сестрой выветрились из головы в тот же час и лишь ночью Асхильд ворочалась, не в силах заснуть в попытках понять, в самом ли деле лед в груди так прочен, что даже горячо любимые ранее родственники, ради которых она пошла бы на самые немыслимые безумства, не вызывали теперь ничего. Ей казалось, что это на самом деле было так. Или Асхильд силилась убедить себя в этом, не веря больше не только в себя, но и в людей, которые никогда ее не подводили?
Она не встретилась с ними в саду следующим днем, не справилась о благополучии брата с сестрой тем же вечером. За ужином позволяла себе короткие взгляды в сторону Асдис и Видара, но ровно такой длительности, чтобы можно было разглядеть, все ли с ними в порядке, не выказывая явного интереса. Куда большим вниманием принцесса одаривала новую любовницу своего супруга, думая о том, что, быть может, стоит вернуться к сбору трав и изготовлению отваров, чтобы однажды не проснувшаяся утром девица, послужила примером всем остальным. Впрочем, такие мысли посещали Асхильд регулярно и они касались даже королевской семьи. Но то ли принцесса больше не верила в свой талант травницы, то ли ей попросту было все равно, ни одна из этих мыслей не обрела достаточной явственности. Кроме одной, которая крошечным бутыльком болталась у нее на шее в виде украшения, возвещая о том дне, когда дочери павшего короля опостылеет этот фарс, и она покончит со всем этим парой-тройкой сладковатых капель в своем кубке.
Зачем они приехали? Этот вопрос не оставлял Асхильд несколько дней. И Видар и, тем более, Асдис, рисковали своими жизнями, появившись при дворе, да еще и так открыто заявляя о своей принадлежности к членам бывшей королевской семьи. Кровью скольких воинов Эйрика был окроплен клинок Видара? Как сильно родственные связи Асдис могли отразиться на без того нестабильной ситуации в стране? Мотивы родственников Асхильд были не ясны. Она не полагала, что они останутся при дворе достаточно долго и потому, когда Эйнар сказал, что за ее сестрой оставляют титул принцессы королевства, это вызвало в девушке лишь вялое удивление.
Утром очередного дня, похожего на предыдущий, как сотни других, Асхильд проводила в своих покоях, когда фрейлина доложила, что встречи с нею желает лорд Эдлинг. Принцесса задумчиво нахмурилась, отложила в сторону гребень, словно силясь понять, чего может желать кузен. Рассудив, что едва ли его визит может показаться кому-то подозрительным, девушка кивнула головой и поднялась на ноги, слыша эхо знакомой с детства походки за дверью.
Кузен стоял в паре метров, такой же знакомый и близкий, как всегда.
Принцесса позволила себе короткую дежурную улыбку, такую же пустую, как и ее глаза.
- Лорд Эдлинг.
